Владимир Бахтин
                                Когда поэзии за пятьдесят...
   
   Мы  познакомились, дай Бог памяти, лет тридцать  пять  на
зад.  Я  вел тогда объединение молодых прозаиков при журнале
«Нева»,  сменив поэта Всеволода Рождественского  (В  справке
«Об  авторе»  не  совсем  точно  говорится  об  издательстве
«Советский писатель»). Таким образом получилось, что Евгений
Любин,  в  те времена просто Женя, прошел как бы  два  круга
литературной учебы: высокой поэзии и смиренной прозы. И хотя
мы  тоже  не чуждались разговоров о гремевших тогда  молодых
стихотворцах-ниспровергателях,  москвичах  и   ленинградцах,
собственное  поэтическое творчество наших  прозаиков  как-то
оставалось  в  тени. Так что в моем сознании  Евгений  Любин
долгое время существовал только как прозаик.
   Общие  симпатии  он привлек прежде всего своей  преданнос
тью литературу. Днем работая в каком-то КБ или на заводе, от
рывая вечернее время от домашних дел, Любин, кажется, не про
пустил  ни одного занятия, где он всегда был заинтересованно
активен.  А  дома  он  писал,  и  его  вещи  довольно  часто
становились предметом общего обсуждения.
   Естественно, в те годы Женя не имел нынешнего  житейского
и  творческого  опыта, и его попытки запечатлеть  окружающую
жизнь  и свои раздумья далеко не всегда принимались на  ура.
Однако  за  те  несколько лет, что он провел  в  объединении
«Невы»,  Женя, на мой взгляд, добился немалых успехов.  Перо
стало   острей   и  тверже-  А  нестандартное   мышление   и
своеобразное  видение  мира  ему  были  присущи  изначально.
Помнится,  появилась возможность послать Женю  в  творческую
командировку в Хибины. Он съездил и привез любопытный  очерк
(который так и не удалось напечатать).
   Проблема  печатания — особый разговор. Если уж вспоминать
те годы, то стоит сказать, что в Ленинграде тогда входила  в
литературу блестящая плеяда молодых талантливых писателей  —
недавний  ремесленник  Глеб  Горбовский,  учитель  Александр
Кушнер,   геологи  Леонид  Агеев  и  ОлегТарутин,   писавший
свободным стихом художник и архитектор Геннадий Алексеев (по
достоинству  оцененный лишь много лет спустя), набирал  силу
молодой Иосиф Бродский (до сих пор у меня хранится пачка его
стихов,  которые  я  пытался пристроить  хоть  куда-нибудь);
внешне  более благополучно складывалась судьба  прозаиков  —
Андрея  Битова,  Радия Погодина, Виктора Голявкина,  Валерия
Попова,  Виктора Конецкого, Глеба Горышина. Тем не  менее  и
они  начинали  трудно  (недавно Битов, автор  шестидесяти  с
лишним  книг,  подарил мне только что изданный  сборник  под
названием «Первая книга автора», куда вошли ненапечатанные в
свое   время   вещи).   Сборник   юмористических   рассказов
Станислава Родионова, нашего кружковца, лежал в издательстве
шесть лет'
   Журнал   «Нева»,  при  котором  существовало  объединение
почти десять лет, за все эти годы напечатал два, может быть,
три рассказа ребят, что в конце концов и привело к конфликту
и  к ликвидации объединения. Впрочем, кружковцы уже выросли,
дозрели.  Почти  всех  приняли в Союз писателей.  Был  бы  в
Союзе, конечно. и Любин. Но к этому времени он уже жил в США
и  руководил  клубом русских писателей в Нью-Йорке  (Ныне  с
опозданием  в  треть  века  идет  его  оформление  в   число
зарубежных     членов    Санкт-Петербургской    писательской
организации — теперь возможно и такое).
   Данная  книга создавалась в последние пятнадцать  лет.  И
если  она выходит к 65-летию автора, то это значит, что  все
печатаемые стихи написаны после пятидесяти лет. Случай, надо
qj`g`r|, довольно редкий. Считается ведь, что поэзия —  удел
молодых:
года к суровой прозе клонят.
   Что  же  накоплено  за  десятилетия труда,  творчества  и
раздумий? Усталость, разочарование:
       Порой приходит странная мне мысль:
       Скорей отжить свое до принятого срока --
       Давно уже ни в чем не вижу прока,
       И жизни вкус проквашен и прокисл. Или:
       Все — суета, пляшу, как. манекен... Но это неприятие
сущего, обыденного постепенно переходит в мягкую грусть, в
примирение со всем бывшим, к осознанию ценностей — любви,
бытия:
       Но руку вдруг омыл горячий ключ -
       Источник, жизни и всего земного:
       И неба, и цветов, и твоего святого
       Прикосновения — прощальный, светлый луч.
       
  В  книге мало политики, но много размышлений, воспоминаний
о  личном,  о  духовных поисках и радостях.  И  не  случайно
завершается она масштабными мистериями &В поисках Бога». Уже
сама  творческая смелость, даже, можно сказать,  дерзость  —
замахнуться на главные ценности человечества, на все мировые
религии  сразу, на их сравнение, оценку — вызывает уважение.
Можно  не соглашаться с этими оценками, но роман-поэма,  как
определил  жанр этой вещи сам автор, заставляет читателя  ду
мать,  углубиться  в свою душу, искать смысл  веры,  пределы
власти разума.
  «Развеялся  сладкий дурман, давай возвращаться к  Началам»
—  этой  фразой  и  мыслью кончается книга.  Происходит  воз
вращение  к жизни, примирение с ней, но остаются  вечное  ею
недовольство  и  мучительные  поиски  ответов  на  проклятые
вопросы:
      Куда несемся, что оставим?..
                                                            
                           Санкт-Петербург, август 1999 года