 НАПИСАТЬ АВТОРУ
ТВОРЧЕСКИЙ ПОДХОД К ОРГАНИЗАЦИИ ПОХОРОН.
На 17-инчевом мониторе «Acer» светилось:
«…преждевременно и трагически ушел из жизни поэт и бард
Марк Расстанный…».
Я откинулся на спинку кресла, вздохнул, потом выдохнул,
потом снова вздохнул…и задумался над словом
«преждевременно». Какое-то оно казенное, холодное,
неправильное. А некролог должен быть теплым, душевным… Я
много раз писал некрологи на заказ - дело плевое, полчаса
работы, а платят уж никак ни меньше сотни. Намного лучше,
чем поздравления к юбилеям. Особенно детским. Там уж себя
всего вдоль да поперек перетрахать надо, чтоб что-то путное
вышло. А некролог… Родился, женился, крестился, обрезался,
закончил, защитил, невосполнимая утрата, скорбим и помним,
ты всегда в наших сердцах…все. Я всегда , перечитывая,
оставался доволен своей работой. Получалось интеллигентно,
проникновенно и без ложного пафоса. Но когда пишешь для себя
- хочется как-то по-особому…
Хотелось подробно написать, как я жил и страдал, как
постоянно дрался со всеми и против всех, как меня никто не
понимал и, что самое обидное, не воспринимал всерьез. А я
желал , просто жаждал внимания к свой нескромной персоне.
Вот, например, поэт Евтушенко. Все окололитературные
жучки говорят, что у него ни совести, ни принципов,
а по-моему - так он большой настоящий художник,
не чета всем этим завистливым придуркам и пидорастам.
Но я послал ему стихи - познакомится, он не ответил.
Обидно. Хотя я и понимаю, что он занят.
Или Крейд. «…с удовольствием ознакомился… к сожалению,
Ваши стихи не для «Нового журнала»… « . А для какого,
позвольте спросить? Для «Старого»?
Или для альманаха «Онанисты Чукотки»?
Нужно подохнуть, чтобы все обратили на тебя внимание.
Тогда все сразу становится на свои места. Ну конечно, как
же! Довели человека до самоубийства. Все правильно.
Гениальный поэт, Есенин наших дней, драчун, хулиган, задира
с бескожей душой. Возраст Христа. Вы стихи, стихи его
почитайте! Просрали гения, бляди, как всегда…
Я встал, подошел к старому деревянному комоду,
сосватанному мне моим бывшим приятелем и нынешним мужем моей
бывшей жены. Они попытались вывезти его, но проход в двери
был узкий, комод следовало разобрать, а времени было мало,
поскольку я мог вернуться в любую минуту, поэтому все
ограничилось электроникой.
Нужно было отыскать какую-нибудь фотографию для газеты.
Характерную. Так - это не годится. Я не должен выглядеть на
последнем своем снимке с литром во лбу. Вот эта ничего
фотография, с Ленкой. Ленку можно отрезать, на фиг, давно
уже пора было это сделать. А вот, чудненькая! Черно-белая, к
тому же. Сколько психологизму! То, что надо. Сколько воли,
интеллекта и трагедии в этом лице! Я почувствовал, как
подлая слеза начала давить под глазные яблоки и сморгнул. Не
до переживаний, слишком много хлопот. Я вообще не люблю
хлопоты, а тут похоронные, да еще в связи со столь близким
мне человеком. Нужно поспешать.
Так, что с некрологом? Пожалуй, вот так : «… несмотря
на свою молодость, Расстанный очень быстро стал одним из
самых известных людей русского Нью-Йорка, его выступления
всегда проходили под аплодисменты и привлекали к себе
внимание людей. Он потрясающе смотрелся на сцене и владел
залом…».
Как я не люблю каждый раз писать это дурацкое слово
«Нью-Йорк»! Куда проще написать «NY», но жанр автонекролога
не допускает подобной вольности. Вот еще, не лишком ли
вычурно звучит слово «потрясающе»? Нет, пожалуй, нормально.
«…в нем удивительно сочетались мужская сила, кураж и
незащищенность. Незащищенность не оттого, что он был слаб, а
оттого, что воспринимал происходящее всем своим сердцем и
душой и всегда шел судьбе навстречу…»
Вот это действительно неплохо! Конечно, «шел судьбе
навстречу» - несколько расплывчато, но на широкую публику
пойдет, как дети в школу.
«…он очень много успел сделать для своих неполных
тридцати трех лет. Написать около двухсот песен, книгу
стихов, несколько повестей. Он оставил многостраничный
автобиографический роман, который никогда уже теперь не
закончит…»
«… который никогда уже теперь не закончит…» - при всей
ублюдочной очевидности эта мысль звучало весомо. Насчет
многостраничности романа приврал немножко, да кто проверять-
то будет?
«…мы потеряли большого художника, потрясающего
человека, остроумного собеседника…»
Пожалуй, тут «потрясающего» лучше заменить на
«прекрасного». От строгости некролог только выигрывает. И к
«остроумному» надо добавить еще «искрометного».
«…и, во многом, его добровольный уход из жизни - наша
вина». Тут уж ничего не скажешь - сказано просто, смачно и
со вкусом.
Я дописал что-то типа «память о тебе всегда будет в
наших сердцах» и решил позвонить в газету.
Сначала я думал дать некролог по богатому, в «Нью-Йорк
Таймс». Но потом решил - да ну его, кто будет это читать?, -
и набрал «Новое Русское Слово» :
- Здравствуйте, я бы хотел опубликовать авто…, - я
запнулся, - я бы хотел опубликовать некролог, - сказал я
мягким, тихим и ненастойчивым голосом.
- Пожалуйста! - любезно и строго ответили мне. - Вам
нужно подъехать в газету, привезите текст и фото и мы
опубликуем.
- А по телефону никак нельзя? Дело в том, что я
нахожусь в доме покойного и его тело еще здесь и … тут есть
человек, которого я не могу вот так вот оставить.
- У вас есть факс?
- Да, конечно. Факс и компьютер, я могу послать фото
по и-мэйлу.
- Прекрасно! Вы сможете заплатить кредит-картой?
- Да.
- Очень хорошо. Пошлите фото и текст, я посчитаю,
сколько это будет стоить и вам перезвоню. Я постараюсь,
чтобы все было напечатано завтра.
- Большое спасибо, вы чуткий и душевный человек.
Я попрощался, оставив номер телефона. Теперь надо
понять, нужно ли мне похоронное бюро. Все-таки умирать-то я
не собираюсь…
По крайней мере разузнать не помешает.
В похоронном доме Яблокова трубку сняли еще на
незаконченном первом гудке. Чуткий и проникновенный мужской
голос поинтересовался:
- Yablokoff funeral home, how can I help you today?
- Я могу говорить по-русски?
- Конечно. Я вас слушаю. - господи, сколько в этом
голосе было предупредительности и участия! Поневоле
проникаешься уважением к покойному, и, если бы не жизнь,
я наверное,поверил бы в искренность человека на «том конце».
Да и так хотелось верить, что он такой и есть, переживающий
за наши несчастья.
- Я бы хотел тут… похоронить кой кого…
- Да-да, конечно. Как имя покойного и когда вы бы
хотели провести церемонию?
- Когда? Ммм… Какой ближайший день возможен после
среды? - я прикинул, что сегодня понедельник, газета выйдет
завтра, пару дней всем порыдать, короче, четверг - самое то.
Даже пятница.
- Любой удобный для вас день.
- Пятница.
- Хорошо. 11 утра - это вам удобно?
- …Да.
- Замечательно. Могли бы вы подъехать к нам для
оформления бумаг или, может, прислать агента к Вам домой?
Это - бесплатно.
- Вы знаете, я бы не хотел сейчас ничего оформлять,
это горе…я бы хотел сейчас зарезервировать время и заплатить
за гроб и за все…
- Да, конечно. Как вам удобно. Вы так и не назвали
мне имя покойного… Я задержал дыхание и выпалил :
- Марк Расстанный.
Мне был интересен эффект. На том конце провода
переспросили:
- Как? Проспелуйте, пожалуйста.
- Ар как «роберт», эй как «эплл», дабл «эс» лайк
«секс», ти как «том», опять эй как «эпл», дабл «эн» лайк
«нэнси» и «вай» как улитка.
«По-моему, насчет «секса» - это я загнул… Что ж это, он
никогда моего имени не слышал? Нет, не может быть, просто -
это профессиональное - не задавать лишних вопросов и не
удивляться».
- А какое имя? First name? Марат? Марк?
- Эм-эй-ар…
- Через «кэй» или «си»?
- «Кэй».
- Как вы желаете платить?
- Мастер-кард.
- Прекрасно. Вы готовы это сделать сейчас?
- Думаю, да. А сколько нужно и что входит в
стоимость?
- У нас есть стандартный пакэдж - гроб, катафалк,
цветы, автомобиль «Линкольн» девяносто четвертого года для
близких родственников, церемония прощания, место на
кладбище и, непосредственно, само захоронение в землю.
Или кремация?
- В землю. - отрезал я.
- Все вместе–тысяча двести девяносто девять долларов.
Это - прекрасная цена.
- Да, цена хорошая.
- Может быть желаете захоронить по обряду? Покойный
был еврей?
- Да. То есть нет, русский. А сколько стоит
православный обряд?
- Священник и три певчих - всего девяносто пять
долларов.
- Я думаю, православный обряд - это хорошо.
- Прекрасно. Что-то еще?
- Все, наверное.
- Вы готовы заплатить прямо сейчас?
- Да.
- «Мастер-кард»?
- Да.
- Пожалуйста, номер.
- 1111-4000-3333-5545-44-999
- Экспирэйшн дэйт?
- шестое, девяносто девятое.
- Имя на карточке?
- …Марк Расстанный.
- …
- Дело в том, что это - воля покойного.
- Да, но карточка, принадлежит человеку, который
умер…
- Не совсем так…Но,сейчас все равно других вариантов
нет.
- Хорошо, мы сделаем для вас исключение. Я могу
узнать ваш номер телефона?
- 7695962.
- И ваше имя?
- … Марат.
- А кто вы покойному?
- Мы были очень близки с покойным…
- Хорошо, когда вы сможете перезвонить и уточнить
все?
- Дайте мне немного времени…
- Хорошо, но пожалуйста, перезвоните нам.
Я положил трубку. Фу… Устал.
Надо бы перечитать некролог еще разок.
Перезвонило «Русское Слово» :
- Здравствуйте! - произнес вкрадчивый голос,- Это Вы
со мной разговаривали по поводу некролога?
- Да.
«Ну сейчас начнется! Уж там-то меня все знают!»
- Я посчитала, все вместе будет стоить сто двадцать
шесть долларов. Мы опубликуем все в завтрашнем номере, как
я вам обещала.
- Можно платить?
- Да. Кредитная карточка?
- «Мастер».
- Номер, пожалуйста.
- 1111-4000-3333-5545-44-999
- Экспирэйшн дэйт?
- 6, девяносто девятое.
- Имя владельца?
- Ммм… Ой, секунду, у меня тут Циле Исааковне дурно,
я перезвоню.
Я бросил телефон на диван. Никогда не умел врать. И
никогда ничего путного из этого не получалось.
Я набрал Эдика.
- Здорово! Как дела?
- Нормально. Чего хорошего?
- Слушай, у меня к тебе дело… Мне нужно проплатить
кое- что, а у меня какая-то фигня с кредиткой. Я звонил в
банк, они там что-то напутали, а менеджера нет на месте,
никто ничего объяснит толком не может. А мне надо срочно. Ты
мог бы оплатить своей кредиткой, я тебе сегодня вечером
отдам ‘’кэш’’?
- А что оплатить?
- Да объявление в «Новом Русском Слове».Иначе завтра
не выйдет.
Эдик явно был не в восторге. Несколько лет тому назад,
когда у него не было ни денег на кредитной карточке, ни
просто денег, он был более дружелюбен и сговорчив, но годы и
относительный достаток сделали свое. Он стал очень занят и
малодоступен. Мне давно хотелось послать его, причем как-
mhasd| нарочито грубо, но повода все не было. Формальные
приличия он всегда соблюдал, и отказывая, обязательно очень
логично и по-дружески объяснял - почему он не сможет помочь.
- Ты понимаешь…,- затянул Эдик, - я, в принципе, не
против, - что означало – «больно мне это надо», - но дело в
том, что у меня сейчас карточки нет, я пользуюсь Ларисиной,
я должен спросить у нее.
«Да»- подумал я, - «гавнюк ты редкостный».
- Так спроси!
- Так ее сейчас нет.
- Эдик, кто это? - услышал я прямо у трубки.
- Ларисик, это Марик… Ты купила креветок? … Слушай,
Маричек спрашивает, у него там какая-то проблема с
кредиткой, мы можем заплатить в «Новое Русское Слово» твоей,
он деньги отдаст?
- Почему нет? Можем. А зачем ты меня спрашиваешь?
- ОК - грустно вымолвил Эдик, - куда звонить?
- Я сам. Мне нужно имя на кредитке,номер и до какого
годна.
- Слушай,я лучше сам позвоню.Это же все-таки деньги.
- …Ладно я им сейчас перезвоню и соединю с тобой.
Я снова набрал «Слово» :
- Я вам только что звонил… Это по поводу некролога
Расстанного.
- Да-да. У нас в редакции все уже знают… Простите,
как это случилось?
- Самоубийство. Пистолетный выстрел в сердце, - мне,
почему-то, стало очень весело, - сразу умер, не мучился.
- Какой ужас! Такой молодой! Ой, вы извините, что
это я…
- Все в порядке, - мягко сказал я, - выйдет завтра?
- Да, как положено, на шестой странице.
- А нельзя ли на предпоследней?
- Ой, что вы, там же юмор и анекдоты…
- Это - ничего. Марк был веселым человеком. Ему бы
понравилось.
- Я не знаю. Это как редактор, Эмма Леонидовна… Я
спрошу.
- Спасибо. Теперь у меня к вам просьба. Оплачивать
некролог буду не я… Его зовут Эдик, телефон, вы пишите?,
телефон 323-2861. Да это Бруклин, 718 эрия код. Теперь, у
меня к Вам просьба. Эдик и Марк были очень близки, несмотря
на противоположную сексуальную ориентацию. Это несчастье
случилось только с утра и Эдик ничего не знает. Я не смог
ему ничего сказать, у меня просто язык не повернулся. Он
только знает, что Марка сейчас нет, но он просил его
заплатить за какое-то объявление. Не подводите меня, ладно?
- Да, я не знаю…
- Знаете,что? Вы ведь человек посторонний,вам проще…
Только очень аккуратно…, потому, что Эдик - человек нервный,
неуравновешенный, ну как все гомосексуалисты…как бы чего не
случилось…
- Да нет, да вы что…я не могу…я не…
- Ну хорошо, хорошо… да и впишите внизу, пожалуйста,
что церемония похорон пройдет в похоронном бюро Джека
Яблокова в пятницу, начиная с 11 утра.
Я положил трубку и вслух произнес :
- Представляю, какая у тебя завтра будет рожа,
когда ты узнаешь, что я помер, зажав в кулаке сто двадцать
шесть твоих кровных долларов.
Если честно, я подустал. Все-таки не каждый божий день
приходится заниматься организацией собственных похорон. Было
около шести. Теперь надо было позвонить в пару-тройку мест и
поговорить о чем-нибудь, не важно, о чем, главное - грустно,
трагически, туманно. Дабы усилить утренний эффект. Будут
потом вспоминать, друг другу пересказывать, де тогда все еще
можно было повернуть вспять (горькие рыдания следуют…).
После посплю, часа в четыре утра выйду, куплю свежее
«Слово», жрачки на неделю и… понеслось. Только бы не
«запеленговали»… Я рассчитываю до пятницы пробыть в «осаде».
И надо не забыть вынуть из банкомата деньги для Эдика, а то
придется оплачивать два некролога вместо одного. Сначала
позвоню Ленке:
- Привет!
- Привет! Что это ты решил проявится? Две недели ни
слуху, ни духу! Тебя , вообще-то, интересует, где я, что я,
с кем я?
Я пропустил мимо ушей провокаторское «с кем я» и,
придав своему голосу отрешенность, вымолвил томно:
- Лен, скажи мне, ты счастливый человек?
- Слушай, я всегда подозревала, что ты -идиот, умело
маскирующийся под умного… Как я могу быть счастливым
человеком, если ты не звонишь и не появляешься и … Почему я
должна плакать из-за тебя?
- Так не плачь. Нет, я серьезно, не про нас с тобой,
а в принципе - ты счастлива? Тебе нравится твоя жизнь?
- Да! Очень нравится. Только еще бы был у меня в
жизни нормальный мужик, который бы не пропадал на две недели
после того как всю ночь стонал : «Я тебя люблю, я тебя
люблю!», понимаешь нормальный человек, а не постельный
ковбой… Мне 29 лет, и…
- Ну за «ковбоя» спасибо…
- Спасибо? Да, пожалуйста! Только это-не комплимент.
По-моему, это единственное - что у тебя получается.
- Почему? А мои бессмертные творения?
- Да кто их читает? Ты, вообще-то, на жизнь трезво
смотреть можешь?
- Ты читаешь. Ты же говорила - тебе нравится.
- Да мало ли что мне нравится! Дело же не во мне!
- Ну это скоро поменяется…
- Да уж…
- Слушай, я уезжаю.
- ???
- Я позвонил попрощаться, - мне опять, почему-то,
стало очень весело.
- Пока.
- Пока. А тебе неинтересно - куда?
- Неинтересно. Ты - идиот и удачливый неудачник.
- Насчет идиота - спорить не буду, а насчет
неудачника - посмотрим. Кстати, неплохое определение. Сразу
видно, с кем общалась…
- Если бы тебе было дело до того, с кем я общаюсь,
ты бы не пропал не две недели. Bye.
Ленка шваркнула трубку. Да и ради бога. Можно подумать,
что я ей что-то обещал. Или должен. Я набрал Эдика:
- Ну, тебе прозвонили?
- Да, все в порядке… Слушай, а что ты там такое так
срочно в газету запихнул?
- Некролог.
- Что?
- Некролог.
- ???
- Да шучу-шучу… Слушай, ты счастливый человек?
- Да…нормальный
- А помереть тебе никогда не хотелось?
- Чего это ты, помирать собрался?
- Да нет…
- Если собираешься помирать, занеси в оркестр,
пожалуйста, сто двадцать шесть долларов.
- Не переживай. Я тебе очень благодарен, ты меня
выручил. И Ларисе спасибо.
- Пожалуйста. Ты же знаешь, всегда чем можем… Вот
чем не можем…
- Я тебе еще кое-что хотел сказать…
- Говори.
- Ты б-а-а-льшой гавнюк!
- Что?
- Я говорю, ты, - я сделал паузу, - ты - большой
гавнюк.
- Я не понимаю…
- Диктую по буквам : григорий-алушта-владимир-нэнси-
юра-коля.
- Это у тебя шутки такие?
- Как раз, это–тот редкий случай, когда я совершенно
серьезен. Bye-e-e-e.
Я положил трубку. Передо мной лежала бездна. Громадное
черное холодное безлюдное пространство. И мне предстояло
наполнить его теплом и содержанием.
Я проснулся в 7.30 утра в прекрасном настроении.
Сегодня, 23 февраля, в День Защитников Отечества, который я
стал праздновать только в Америке, называя его про себя Днем
Советской Армии и Военно-Морского Флота, так вот, сегодня, я
планировал провести молниеносную боевую операцию, которую
окрестил «Геростратушка».
Я чувствовал в себе удивительный прилив сил, мне
хотелось, прыгать, задирать ноги, как Ван-Дамм, и отжиматься
от пола. Последнее я неприминул проделать наяву. Обычно я
мог отжаться раз 25-27. Сегодня я легко сделал 38 и потом
+dnrmsk; еще два раза «сопливых» - для ровного счета и уже
без удовольствия.
Первый звонок раздался без пятнадцати девять. Я долго
не поднимал телефон - готовился внутренне, проверял голос,
чтоб, не дай бог, не был похож и еще раз проговаривал
легенду : троюрный брат Марат, только прилетел, похороны в
пятницу, тело в морге, туда сейчас нельзя, ничего помогать
не надо, приходить не надо, встретимся у Яблокова, спасибо
за соболезнования, и Вам тоже…
Телефон звонил настойчиво и я, наконец, снял трубку и
сказал тихим, убитым голосом «hello».
- Yes, can I speak to mister Ra…Ra-ss-tann-y?
- He is not in. Who is this?
- This is Ms. Smith from «Con Edison».Could you tell
him, he has past due $252,45?
- I can not. Mister Rasstanny is dead.
- Oh…I am sorry…
Я положил трубку. Через минуту телефон зазвонил снова.
Я опять сказал “hello” и услышал голос Роя, моего лендлорда:
- Hi, Mark! Listen, tomorrow I gonna going to Italy
for two weeks. Do me a favor, take care about my mail. OK?
Я понял, что Рой мне в моих начинаниях - не помеха и
сказал «ОК».
И тут началось.
Первым позвонил Эдик. Он долго выяснял - кто я, что я,
говорил, что не может в это поверить, что только вчера и …
Я напрягся и спросил:
- Марк оставил записку и просит передать какому-то
Эдику деньги - долг. Это не вы, случайно?
- Да, я … не знаю, не важно…
Я попрощался и подумал: «Может ты и не такой гондон,
как я предполагал».
Звонили все. Позвонила Ленка, рыдала и объясняла, что
это все - ее вина. Льстила себе, ясный перец, но я подумал,
что, может, она и вправду меня любит, хотя б чуть-чуть.
Потом какие-то вообще неизвестные люди.
Потом какие-то неизвестные люди, которые, как
выяснилось, были со мной в близких отношениях.
С русского радио трое.
Моя бывшая жена - интересовалась, где находятся все мои
рукописи, дура и дрянь. Очень удивлялась и, даже
встревожилась по поводу внезапного наличия неизвестной
родни, настаивала приехать. Еле отговорил, клятвенно
заверив, что с рукописями ничего не случится.
Из газеты - хотели придти.
Какой-то скульптор, очень известный, говорил , что мой
друг и просил право снять посмертную маску. Я ему сначала
отказывал, а потом, когда он убедил меня, что мы были
действительно на короткой ноге и, даже, одно время, были
bk~akem{ в женщину, которая потом стала его женой, я сказал
- снимай. Только не сегодня.
Из «Нью-Йорк Таймс» (опять это слово). Просили
разрешения опубликовать некролог. Я разрешил.
Помощник губернатора по связям с русской общиной.
Спрашивала, надо ли чем-то помочь. Я подумал, надо бы
попросить гринкарту для Ленки, да как-то не нашел слов.
Атташе по вопросам культуры из посольства. Та еще
гнида. Тоже помощь предлагала и спрашивала - не было ли воли
покойного быть захороненным на Родине - она-де, могла бы,
посодействовать.
Юрка Иванов. Он даже и знал, что я, оказывается … это -
бард, что ли. Мы с ним вместе бочонки с краской грузили,
когда я только приехал и денег не было. Он плакал.
Юрка Либерман. Искренне плакал, значит зла на меня не
держит.
Исаак из Израиля.
И так - весь день.
В девять позвонили из какого-то литературного
агентства, спрашивали, как бы это книге мою опубликовать, у
кого права и прочую муру. Я честно сказал, что права
принадлежат мне.
В девять десять позвонили из России, звукозаписывающая
компания. Это посреди ночи-то ихней!
Через восемь минут еще две подряд.
Часов в десять позвонила поэтесса Климова (кто такая?)
и сказала, что в воскресенье, в каком-то еврейском центре
пройдет концерт памяти меня. Я пообещал быть.
Последним опять перезвонил скульптор, с которым мы были
родней по женской линии и потребовал подтверждений по поводу
снятия гипсовой маски. Я подтвердил.
В 11 все утихло.
День удался. Все сработало. То чего я добивался 15 лет,
произошло за пятнадцать часов.
Ну почему так, ребята? Неужели я Вам живой совсем не
нужен? Я знал простой ответ на вопрос - да, Марк, живой ты
нам не полезен и неинтересен. Потому, что никого не волнует,
что ты там пишешь. Важно, что мы можем написать. О тебе. Для
себя. Как, кстати, иногда делал и ты, чего там греха таить?
И как, может быть, когда-нибудь, не дай бог, сделают с нами.
Мне вдруг захотелось почувствовать - как это:
стреляться? Каков он - вороненый холодный ствол у щеки? Я
почувствовал себя в долгу перед своей идеей.
У меня был пистолет. «Кольт».Я купил его случайно, за
75 долларов, у черного, которому нужно было срочно
уколоться. Вернее за 73 - ровно столько я набрал… Еще
немного занял. У Иванова. Как раз тогда, когда таскал
бочонки с краской. За три доллара в час. С тем же Ивановым.
Я даже не знал, заряжен он или нет. И не знал, как это
проверить. Я купил его наугад, что бы был, черт его знает,
для чего, скорей из-за мальчишеской тяги к оружию. И с тех
пор, спрятав за облицовку батареи, ни разу не доставал.
Много раз хотел, но всегда что-то мешало.
Пистолетный металл оказался теплым, даже горячим -
спасибо Рою, топит на славу, не то, что лендлорд у Эдика. Я
взял пистолет за рукоятку, взвесил его на правой руке и,
аккуратно и бережно положив указательный палец на курок,
погладил его изгиб, пытаясь отыскать шероховатости на нем,
но единственное, что нарушило плавный и короткий ход пальца,
были острые ребра курка.
Я сел на диван, удобно вытянул ноги, положив их на край
журнального стола и перекрестив. Сначала хорошо, но не
долго, потом ноги начинают затекать, надо их постоянно
перекладывать. Запрокинув голову назад, я, посидев с минуту,
сначала просто приложил дульную часть пистолета к голове, но
железный жар показался мне неприятным, и тогда я приставил
пистолет, как положено, отверстием к виску и еще раз
погладил пальцем курок.
Я знал, что много надежнее стрелять в рот. Пистолет был
грязноват, все-таки лежал под батареей, в пыли. Я пошел в
ванную, оторвал кусок бумажного полотенца и, намочив его,
протер ствол и, зачем-то, отверстие в стволе, а кусок бумаги
бросил на пол. Затем снова, столь же аккуратно положил
пистолет на правую ладонь, опять проверил его на вес и
просунул палец в ушко вокруг курка, на этот раз ощутил
тыльной стороной указательного остроту ребер этого самого
ушка и, чуть-чуть подразогнув палец, поправил им тяжелое
тело пистолета в ладони поудобнее.
Я стоял прямо напротив зеркала и мне понравилась идея
видеть свою физиономию со стороны. Я подмигнул сам себе,
неумело и вяло приоткрыл рот, как впервые уговоренная
девица, и засунул в него пистолет зачем-то достаточно
глубоко, так, что язык мой поневоле попал прямо в отверстии
ствола, оказавшимся, как выяснилось, ядренно-кислым на вкус.
Я еще раз глянул на себя в зеркало, вид был достаточно
жалкий, мне это не понравилось, я вынул пистолет и подумал,
как хорошо, что я не стреляюсь на самом деле. Даже не
потому, что страшно. Да и страшно-то не очень. Но ведь, если
стреляешь в голову, башка, думаю, разлетается, к чертовой
матери, и это проблема на похоронах. Прощание с покойником в
закрытом гробу. Абсолютно недопустимо в моей ситуации. Они
должны видеть мое лицо - то самое, из некролога.
God bless me! Игра, всего лишь игра…
Я вышел из ванной, оставив свет, поскольку собирался
вернутся вновь и опять посмотреть в зеркало, в соответствии
с приметой, что и сделал, но лишь частично. То есть в
зеркало второй раз я посмотреть забыл… Затем снова сел на
диван и, как прежде, положил скрещенные ноги на журнальный
столик.
Как это я там сказанул? – «пистолетный выстрел в
сердце». Неплохо. Не сразу, но все-таки достаточно быстро
вспомнив, что сердце находится слева и определив это «лево»
путем обнаружения пишущей руки, которая, как я точно знал,
была правой, я этою рукою, а точней бьющей стороной кулака,
не выпуская из нее пистолета, нашел место, где глухо
пульсировало что-то и приткнул дуло так, что он уперлось в
грудную клетку, примерно посередине между соском и солнечным
сплетением.
Я не знал, заряжен пистолет или нет. Скорей всего -
нет. А даже, если и заряжен - так все равно не выстрелит -
сколько пролежал! Но очень хотелось узнать - какое это
ощущение. Ужасно хотелось.
Россия. Америка. Люди и другие люди. Лошади и собаки. И
кальмары во фритюре с большой гренкой и острым томатным
соусом, политые соком, выжатым из дольки лимона.
Я нажал на курок и успел только понять, что, на мое
счастье, пистолет заряжен и осечки не дал.
02/24/99. New-York.
|
